КУРГАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
факультет психологии, валеологии и спорта
Кафедра общей и социальной психологии
|
КУРГАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
факультет психологии, валеологии и спорта
Кафедра общей и социальной психологии |
|
|
Николаева Ирина Александровна - кандидат психологических наук, доцент кафедры
авторская методика "Я и Другие"
Объективное измерение топологических характеристик ценностной сферы личности //Бехтерев В.М. и современная психология: Материалы докладов на российской науч-практич. конференции. Казань, Казанский государственный университет, 29-30 сентября 2005 г. Вып.3 Т.2 – Казань: Центр инновационных технологий, 2005. – С.438-446.
Архив публикаций за 2004-2006 г.г.
О психологическом содержании подросткового кризиса //Психология образования: проблемы и перспективы (Москва, 16-18 декабря 2004г.): Материалы Первой научно-практической конференции. – М.: Смысл, 2004. – С.47-48.
В отечественной психологии постулировано «чувство взрослости» (Т.В.Драгунова, Д.Б.Эльконин) младшего подростка, которое, сталкиваясь с неадекватными требованиями взрослых, вызывает подростковый кризис. Мы имеем данные, противоречащие данному постулату. С позиций школы Л.С.Выготского, содержательную основу социальной ситуации развития составляет система отношений ребенка с другими и его субъективное отражение этой системы в переживании, во внутренней позиции, идеальной форме. Современные исследователи К.Н.Поливанова, Б.Д.Эльконин, Г.К.Уразалиева, В.Т.Кудрявцев, О.А.Карабанова также обращаются к субъективным характеристикам для вскрытия содержания критических возрастов. С нашей точки зрения, адекватной для описания всей системы субъективных составляющих социальной ситуации развития является категория образа. Система значимых отношений с другими, являющаяся стержнем социального развития, отражена в персонифицированных образах сознания, исследуя которые, мы вскроем реальные личностно-значимые отношения подростка. Характеристики образа должны быть ключевыми в решении вопроса о личностных новообразованиях, хотя бы потому, что сам Д.Б.Эльконин отталкивается от идеи наличия соответствующего образа в сознании ребенка. Так, В.Т.Кудрявцев с соавторами указывает, что «взрослоцентризм» Д.Б.Эльконина основывается на том, что Д.Б.Эльконин рассматривает «образ взрослого /выдедено нами – И.Н./ (родителя, воспитателя, учителя)… как образ будущности самого ребенка». С помощью авторской методики «Я и другие» нами собраны перечни персонифицированных образов сознания (по 50 «персонажей» от каждого подростка) от 357 подростков (сплошная выборка школы – лицея №30 г.Кургана в возрасте 12 – 16 лет). Параметры данных образов во всех возрастах от 12 до 16 в целом соответствуют известным в литературе возрастным характеристикам. Однако, у подростков 12-13 лет, в отличие от более старших возрастов, обнаружено самое меньшее количество образов взрослых в актуальном сознании, вплоть до их отсутствия. Нередко дети этого возраста, даже испытывая трудности в припоминании 50 любых «других людей», не могут воспроизвести и записать ни одного взрослого, иногда и родителя (причем взрослые присутствуют во время выполнения задания). Мы сталкиваемся с парадоксом: подростки, переживающие «чувство взрослости» в качестве центрального новообразования, иногда не имеют ни единого образа взрослого в своем внутреннем мире! Как объяснить отсутствие взрослых во внутреннем мире при переживании «чувства взрослости»? На наш взгляд, здесь возможно следующее объяснение. Л.С.Выготский выделял в данном возрасте «чувство целостности личности». В его логике рассуждений появление «собственного источника своего поведения и мышления», которое оказывается возможным благодаря новой ступени «овладения своими внутренними операциями», делает возможным поведение «для себя». Названные чувства не предполагают подражания взрослым образцам, хотя на наш взгляд, имеют большую психологическую общность с феноменом «уровня собственных к себе требований» (Л.И.Божович), с феноменом «авторства» (К.Н.Поливанова), с «устойчивой тенденцией к самостоятельности, самоутверждению, самореализации» (Д.Фельдштейн). Можно предположить, что скорее не «чувство взрослости» является результатом новых возможностей подростка, а чувство самодостаточности и, как следствие, необязательности (рудиментарности) отношений со взрослыми. Д.И.Фельдштейн подчеркивает: «подросток стремится не подражать образу взрослого, а жаждет приобщиться к их делам и отношениям». Мы бы заострили этот тезис: подросток 12 – 13 лет стремится не подражать взрослому, и не приобщаться к их делам и отношениям. Он начинает строить собственные отношения и дела без оглядки на взрослый пример. Взрослый мир может представлять интерес как объект изменений, но он не является центром интересов и жизни подростка. Центр его интересов, центр его жизни – он сам. Л.С.Выготский утверждает: «…новое поведение человека становится поведением для себя, человек сам осознает себя как известное единство. Это есть конечный результат и центральная точка всего переходного возраста». «Там, где мы чувствуем себя источником движения, там мы приписываем личный характер своим поступкам, но именно на эту ступень овладения своими внутренними операциями поднимается подросток». Взрослый уходит на задний план, либо совсем исчезает из внутреннего мира подростков 12-ти – 13-ти лет именно благодаря захватывающему чувству собственной субъектности. Д.И.Фельдштейн: «Этап социализации с 10 лет…отличается…самодетерминацией, самоуправлением растущего человека, не просто ставшего субъектом, но и осознающего себя им» /выделено нами – И.Н./. Однако самодетерминация и самоуправление далеко не всегда приводят к эффективной социальной интеграции со взрослым миром именно в связи с новым уровнем автономии, «вторым витком эгоцентризма» (Г.А. Цукерман), переживаемого подростком в 12-13 лет. Возможно, основной источник конфликтов со взрослыми в данный период – это не желание подростка «перейти в группу взрослых» при том что «они его еще не принимают», а именно критично - отстраненное отношение к взрослым свысока своей новой самодостаточной позиции. Рассмотрим другое объяснение. Возможно, что обнаруженная тенденция – есть следствие неблагоприятной социально-педагогической ситуации данной группы подростков. Как писал Д.И.Фельдштейн, «причина кроется прежде всего в отсутствии должных условий для удовлетворения обостренной потребности подростка в общественном признании, что оборачивается… в тяге подростков к интимно-личностному и стихийно-групповому общению со сверстниками…». Обращение к сверстникам вследствие неблагоприятной педагогической ситуации подтверждают многие возрастные психологи («преобладание нормативного содержания», «удаленность от взрослой жизни» (Г.С.Абрамова), «выталкивание» взрослыми (В.В.Абраменкова). Однако при данном подходе непонятно, почему данная тенденция проявляется именно в 7-х - 8-х классах, но отсутствует в 9-х – 10-х классах. Все возрастные группы, участвующие в исследовании, представлены учениками одной школы, и с ними работает один педагогически коллектив. Поэтому возрастные различия в данном случае – одно из вероятных объяснений.Как бы мы ни объясняли причину отсутствия взрослых во внутреннем мире подростка, сам факт отсутствия взрослых и преобладания сверстников в образе социального мира 12-13-тилетних более соответствует такой ключевой характеристике возраста как интимно-личностное общение, выделенное Д.Б.Элькониным. Это более соответствует дружбе подростков (И.С.Кон). Кроме того, обнаруженный факт подчеркивает неравноценность разных форм педагогического взаимодействия в данном возрасте. Воспитывающее воздействие от лица взрослого не станет достоянием внутреннего мира подростка. Транслятором воспитательного воздействия, безусловно, должен быть образ самого подростка, образ старшего сверстника, к которому тринадцатилетние наиболее восприимчивы. Отсутствие взрослых во «внутренней аудитории» зафиксировано как параметр высокой общности (в ФА) и как переменная с максимальной весовой нагрузкой в главных факторах для данного возраста на фоне высокого индивидуального разнообразия других характеристик. Статистический характер данной характеристики означает, что она не присуща каждому и даже не большинству подростков. Однако она обнаружена как возрастно-типичная характеристика относительно более старших возрастов и может рассматриваться как существенная возрастно-типичная характеристика в анализе подросткового кризиса.
Полоролевая идентичность как фактор социальной компетентности старших подростков //Психология образования: проблемы и перспективы (Москва, 16-18 декабря 2004г.): Материалы Первой научно-практической конференции. – М.: Смысл, 2004. – С.160- 161. Динамика социальной жизни, размытость стандартов и жесткие условия социализации делают чрезвычайно значимой проблему социальной компетентности молодежи. Особенности современной социализации связаны также и с изменениями в структуре гендерных стереотипов, и в обостренном внимании к взаимоотношениям полов, к половой идентичности. «Сексуальность», «сексапильность», «эротичность» и т.п. становятся фактором социального успеха в мас-культуре. В данном исследовании осуществлен сравнительный анализ социальной компетентности девушек 15–18 лет в количестве 42 человек и юношей того же возраста в количестве 22 человек в связи с показателями их половой и гендерной идентичности. В качестве показателей социальной компетентности использованы: шкала исследования социальной компетентности Долла, модифицированная В.Гордеевым, Ю.Александровичем (ШИСКДМ);.шкала Пирс и Харрис, модифицированная (ШПХМ) [1]. Шкала Долла позволяет вычислить социальный возраст человека. Шкала Пирс и Харрис предназначена для самооценки качества жизни детей до 18 лет и включает 8 факторов: поведение, интеллектуальный и школьный статус, внешность, тревожность, популярность, счастье и удовлетворенность, здоровье, психосоциальный статус. Очевидно, что данные факторы отражают результативные проявления такого сложного образования как социальная компетентность, и их целесообразно использовать в качестве индикаторов социальной компетентности. Поэтому далее по тексту эти показатели ШПХМ названы показателями социальной компетентности. По шкале Долла все обследуемые обнаружили возрастную норму социальной компетентности, и в дальнейшем исследовании мы эту шкалу не рассматривали. Для определения гендерной идентичности применена анкета половых ролей Бем (BSRI), с помощью которой можно определить тип гендерной роли. Для определения полоролевой идентичности использовался прием свободного воспроизведения «всех людей, кто придет в голову, в количестве 50 человек». Особенность данной процедуры в том, что в ней отражается не столько стремление следовать гендерным стереотипам, сколько малоосознаваемая идентификация с мужчинами и женщинами вообще. Показателем полоролевой идентичности в данной процедуре служит соотношение мужских и женских персонажей, свободно ассоциируемых у данного испытуемого. По всем показателям ШПХМ юноши в своей самооценке незначимо превышают самооценку девушек. Наибольшее различие имеется лишь в самооценке тревожности, которая выше у юношей. Значительные различия имеются не в уровне социальной компетентности полов, а в механизме ее опосредования факторами полоролевой и гендерной иднтичности. Специфика данного опосредования в обеих группах ясна из результатов корреляционного анализа (по критерию Спирмена) полоролевой и гендерной идентичности и факторов ШПХМ (Табл.1). Табл.1 Корреляционные связи показателей гендерной идентичности с факторами социальной компетентности в разных половых группах*
В таблице отражены только значимые коэффициенты корреляций: * - p<0.05; ** - p<0.01.
Как следует из таблицы, в группе юношей выявлено три прямые корреляции. Это корреляции полоролевой идентичности (преобладающий пол ассоциируемых персонажей) с самооценкой здоровья и психосоциального статуса. Маскулинность юношей, выявленная по шкале Бем, имеет прямую и довольно высокую связь (r=.53, p<0.01) только c тревожностью. Одновременно, тревожность имеет значимые интеркорреляционные связи с большинством шкал социальной компетентности, исключая поведение и психосоциальный статус (Табл. 2). Табл.2 Корреляции тревожности с другими шкалами ШПХМ в группе юношей
* - p<0.05; ** - p<0.01. Чем выше тревожность юношей, тем в большей степени они стараются следовать мужским стереотипам и в этом случае более высоко оценивают себя по интеллектуальному и школьному статусу, внешности, популярности, здоровью, а также счастью и удовлетворенности. Из всего ряда индикаторов социальной компетентности выпадает «поведение», по поводу которого у юношей не возникает тревожности. Вероятно, поведение не является для юношей однозначным фактором социальной компетентности. Также не обнаружены связи феминности с какими либо факторами социальной компетентности. Феминность в группе юношей имеет значимо более низкий показатель по сравнению с девушками. В отличие от юношей, девушки имеют больше возможностей в развитии и реализации социальной компетентности. Маскулинная идентичность девушек обусловливает их удовлетворенность интеллектуальным статусом и популярностью. Даже внешность и здоровье имеют слабую связь с их маскулинной, но не феминной идентичностью. Фемининность позволяет девушкам более высоко оценивать свое поведение, счастье и удовлетворенность и психосоциальный статус. Такие более широкие непосредственные связи гендерной идентичности с показателями социальной компетентности, обнаруживают возможность андрогинии и более вариативных проявлений социальной компетентности для девушек. Именно у девушек, как следует из табл.1, отсутствуют какие-либо связи между их полоролевой компетентностью и тревожностью. У девушек выше и фактическая андрогиния. Так, количество персонажей своего пола среди ассоциируемых персонифицированных образов составляет всего 54%, тогда как у юношей количество персонажей своего пола, актуализируемое в сознании, значимо выше и составляет 74%. Преобладание мужских образов-персонификаций у юношей сопряжено также с лучшим самочувствием и оценкой своего психосоциального статуса. Таким образом, если разнообразие гендерной идентичности представляет для девушек только возможности проявления разноплановой социальной компетентности, то для юношей гендерная идентификация – это задача с требованиями соответствия своему полу, сопровождаемая и опосредуемая тревожностью. Литература 1.Гордеев В., Александрович Ю. Методы исследования развития ребенка: качество жизни (QOL)– новый инструмент оценки развития детей. – СПб.: Речь, 2001. – 200с.
ТОПОЛОГИЯ ЦЕННОСТНЫХ ОТНОШЕНИЙ: СТИЛЕВОЙ АСПЕКТ // Тезисы Второй международной конференции по когнитивной науке. – С-Пб., 9 – 13 июня, Т.2. - с. 376 – 378. Когнитивное функционирование осуществляется в неразрывном единстве с эмоциональным и исполнительным аспектами субъектной активности [3]. В данном сообщении мы заострим внимание на взаимосвязи когнитивной и ценностной активности. Не останавливаясь на проблеме соотношения эмоции и ценности, отметим, что существуют взгляды на ценности как фундаментальные регуляторы взаимодействия субъекта со средой, которые «не сводятся ни к когнитивной, ни к аффективной сфере личности, а выполняют по отношению к ним базисную роль» [1, С.30]. Для последующего изложения важны следующие утверждения: 1)Своеобразие ценностной регуляции поведения проявляется не только в направленности активности человека, но и в регуляции характера этой активности; 2)Ценностные регулятивные механизмы обусловливают своеобразие субъективных репрезентаций отношений «Я – Мир» [2] и переживаются субъектом и передаются языком как топологические характеристики объектов деятельности или отношений (близкие цели, доступные средства, дальние планы, запредельные требования, высокий стандарт, возвышенные принципы, глубокая идея и т.д., сопровождаемые мотивационно-энергетическим компонентом «достижимости-недостижимости», «притяжения – отталкивания» и т.п.). При условии индивидуального своеобразия, целостности и устойчивости подобных структур возможно говорить о «ценностно-стилевой» регуляции; 3)ценностно-стилевая регуляция взаимосвязана с когнитивными и аффективными стилями; 4)визуализация испытуемым топологии ценностных отношений позволяет передать своеобразие ценностной регуляции субъекта в ее целостности, поэтому может служить репрезентативной моделью для изучения ценностно-стилевой и когнитивно-стилевой регуляции в их взаимосвязи. В нашем исследовании изучались не вербальные проявления, а графические репрезентации ценностных отношений субъекта в следующей процедуре: Испытуемый припоминал и перечислял 50 (или до 50) лиц – «безразлично знакомых или незнакомых, родных или чужих, известных или неизвестных, живых или умерших, вымышленных или реальных»; затем, обозначая их порядковыми номерами, он размещал их (и в первую очередь себя) на шкале «ценностей» с максимально общими и неопределенными полюсами, в которые мог вложить содержание своих личностных ценностей. Названия полюсов шкалы: «Самое высокое и ценное, что только можно представить в человеке» и «самое низкое, ужасное и безобраное, что только можно предположить в человеке». При изменении количества воспроизводимых персонажей (от 50 до 100) и в ретестовых исследованиях конфигурация размещения персонажей на шкале остается индивидуально-устойчивой. Выделено два противоположных типа конфигурации: «линейная» и «группировка». Для «группировки» характерны «сгущения» персонажей, разделенные на шкале интервалами, и представляющие «группу Я», группы «выше» и «ниже Я», а также группы «идеалов» и «антиидеалов», приближенные к полюсам. Для количественного описания этих топологических особенностей нами предложены два типа показателей – 1) объем групп (на основе количества персонажей в них) и 2) длина интервалов между группами и между группами и полюсами, измеренная в субъективных единицах испытуемого (минимальный интервал, отмеченный испытуемым на шкале). (При этом интервалы близости к полюсам интерпретированы как «абсолютность идеалов (антиидеалов)», (интервалы между группами «идеалов (антиидеалов)» и остальным массивом персонажей интерпретированы как «степень достижимости идеалов» и «степень разграничения «антиидеалов» и Мира». В сопоставлении данных топологических характеристик с показателями личностных методик («Событийная карта жизни» А.С.Сухорукова, «СЖО» Д.Леонтьева и САМОАЛ; тестов Р.Кеттелла, Т.Лири, Смишека, УСК, MMPI) обнаружены связи преимущественно с эмоционально-волевыми характеристиками, и теми, которые отражают регуляцию активности субъекта. Это твердость – мягкость характера (Y) и мечтательность – практичность (M), это самостоятельность – зависимость от группы (Q2), волевой самоконтроль – импульсивность (Q3), напряженность – расслабленность (Q4), эмоциональная устойчивость – неустойчивость (C), адекватность самооценки (MD), абстрактный – конкретный интеллект (B). Выявлены связи с ориентацией на прошлое и будущее. Имеются также связи со всеми вспомогательными шкалами MMPI, имеющими регуляционное стилевое содержание (искренность, аггравация – симуляция, коррекция). Все топологические показатели обнаруживают различные и многообразные связи, выявляющие регулятивную специфику каждого показателя. В предложенных топологических показателях проявляются известные когнитивно-стилевые параметры. Общий тип распределения («линейное» и «группировка») презентирует аналитический-синтетический стиль, объем групп на шкале отражают диапазон эквивалентности и т.п. Но в полученных данных индивидуально-устойчивыми являются более конкретные показатели и их сочетания. Например, большой объем (диапазон эквивалентности) может иметь только группа «идеалов» в сочетании с крайне узким диапазоном эквивалентности для «Я», или имеется большой объем только группы «Я», или только группы «антиидеалов» и т.п. То же обнаруживается и для интервальных показателей. Поскольку вся топологическая конфигурация индивидуально-устойчива, нами сделана попытка представить по предложенному набору показателей, целостный индивидуальный «тип» или стиль ценностной регуляции активности личности. В факторно-аналитическом описании результатов подростковой выборки выделены факторы, которые можно интерпретировать как типы ценностно-стилевой регуляции активности. У 12-14 летних выделены типы: «максимализм» - близость идеалов-антиидеалов к полюсам шкалы; «самоуверенность без идеалов» - отсутствие «отрыва» идеалов и антиидеалов от массы персонажей в сочетании с низким объемом группы «выше Я» и высокой самооценкой; «прекраснодушие» - отсутствие антиидеалов и высокий объем группы «выше Я»; «суровая безнадзорность» - высокий объём антиидеалов, либо отсутствие «отрыва» антиидеалов и малый объём «выше Я» (данный тип назван «безнадзорностью», поскольку для такой конфигурации характерно отсутствие родителей и родственников среди персонажей). У 14-16-летних кроме «максимализма» и «несформированности идеалов» выделены: «формирование идеалов» - значительная удаленность крайних групп как от полюсов шкалы, так и от всего массива персонажей; «розовые очки» - отсутствие антиидеалов, высокая удаленность оценок от отрицательного полюса, высокий объем группы «выше Я» при невысокой самооценке. Проведенное исследование носит поисковый характер. В него не были включены некоторые существенные топологические показатели. Необходима тщательная теоретическая и эмпирическая проработка топологических параметров. Тем не менее, обнаружено, что топологические показатели ценностных отношений, во-первых, отражают устойчивое своеобразие репрезентации отношений «Я – другие» во внутреннем мире субъекта; во-вторых, передают особенности регуляции субъектной активности в сфере отношений субъекта. Это позволяет ставить вопрос о стиле ценностной регуляции, репрезентируемой топологическими параметрами ценностной сферы личности, во взаимосвязи с когнитивными и аффективными стилями. Литература
Объективное измерение топологических характеристик ценностной сферы личности //Бехтерев В.М. и современная психология: Материалы докладов на российской науч-практич. конференции. Казань, Казанский государственный университет, 29-30 сентября 2005 г. Вып.3 Т.2 – Казань: Центр инновационных технологий, 2005. – С.438-446. Наиболее трудным предметом для объективного метода, за который ратовал В.М.Бехтерев, являются субъективные переживания. Для их изучения В.М.Бехтеревым были предложены: регистрация цепи словесных символов, объективное наблюдение внешних реакций в момент самих процессов и регистрация физиологических реакций. Сегодня внешние и физиологические реакции служат изучению ситуативных эмоций, а устойчивые чувства, связанные с личностными ценностями человека, как правило, исследуются со слов и в проективных методах. Однако самые значимые и содержательные слова о ценностях, остаются сказанными феноменологической психологией и философской антропологией, которые представляют нам ценности как мощные реальные силы. Например: это «властное призвание [художника] творить образы», это «необходимость [мыслителя] поведать истину, влекущуюся к самораскрытию», это «призвание [государственного деятеля] вести людей»; «голос, влекущий …[святого] к подвижничеству», даже переживание влюбленного, «в душе которого любовь раскрылась как великая сила, озаряющая всю его жизнь» (С.Л.Франк) и т.д. Многие наблюдения феноменологов тонки и точны, способны уловить структуру ценностных переживаний, своеобразие регулятивного механизма и стимулируют теоретические гипотезы об их природе. Но пока мы не имеем адекватных методов измерения этих феноменов. Большинство психологов, не задаваясь проблемой природы и механизмов ценностной регуляции, изучают ценности с точки зрения их содержания. Однако при этом остается в стороне сама суть ценности – то горячее переживание, тот внутренний огонь, который позволяет человеку выйти за пределы своего Я и, одновременно, достичь его глубин, в отличие от низших эмоций и волевых переживаний. Значимость ценностного переживания открыта и философу, и обывателю. В обыденном языке имеются многие характеристики ценностных переживаний, среди которых важнейшими являются пространственные (топологические) метафоры. Среди них «высокие помыслы» и «низменные инстинкты», «левые доходы» и «правое дело», «родное и близкое» и «далекое», «прямое» и «кривое», а также «край», «граница», «барьер» и др. В топологических метафорах отражены специфические переживания ценностной сферы. Вероятно, что специфика этих переживаний, обусловлена своеобразием соответствующих им ценностных регулятивных механизмов. Не случайно, исследуя детерминацию активности субъекта и становление самого субъекта, ряд психологов обращаются к феномену и термину «граница» (М.В.Бороденко, М.А.Ишкова, Е.В.Кузьмина, В.А.Петровский, А.Ш.Тхостов, Е.В.Улыбина.), к психологии «барьера» (Р.Х.Шакуров). В нашем исследовании делается попытка объективировать ряд ценностных переживаний, используя топологические метафоры и их графические аналоги для количественной оценки, что откроет возможность объективного сравнительного изучения ряда ценностных переживаний и даст «твердую точку опоры для научных выводов» (В.М.Бехтерев). В данной работе мы ограничим свою задачу изучением тех топологических характеристик ценностной сферы, которые связаны с переживанием «высокого» и «низкого». Авторская процедура исследования «Я и другие» [2] предполагает, что ценности субъекта связаны с образами «других» в сознании субъекта, и включает следующие этапы: 1) испытуемый записывает «всех людей, которые приходят в голову», нумеруя по порядку – всего не более 50 человек; 2) приписывает им характеристики «одним – двумя словами»; 3) размещает «персонажей» на шкале личностных ценностей. Данная шкала предлагается в виде вертикального отрезка, верхний край которого означает «самое высокое и возвышенное, что только может быть в человеке», нижний край отрезка – «самое низкое, низменное и ужасное, что только можно вообразить в человеке». Испытуемый сначала должен найти свое место на этой шкале, отметить его поперечной черточкой и подписать «Я», а затем аналогично определить «места» всех других, обозначив их черточками и подписав порядковыми номерами. При этом несколько номеров могут занимать одно «место». Вертикальное измерение – «символ человеческого духа», отличающее данную шкалу от других двухполюсных шкал, способствует выявлению тех топологических показателей, которые мы сможем фиксировать как объективные характеристики ценностной сферы человека. Результатом работы испытуемого является индивидуально-устойчивая группировка персонажей на шкале. Можно выделить группировки двух типов: «линейная» – персонажи выстроены в линию от «верха» до «низа» через одинаковый интервал; и «группировка» – здесь группы персонажей образуют «сгущения», разделенные различными промежутками. Далее рассмотрим размещение «группировка». Назовем группу персонажей, расположенных максимально высоко, группой «образов-идеалов» или max-группой. Выделим также группу, расположенную максимально низко, и обозначим ее min-группа. Она будет символизировать «антиидеалы», антиценности испытуемого. Конечно, существенно и расположение других групп относительно полюсов, точки «Я» и относительно середины шкалы и пр. Однако далее мы рассмотрим только четыре топологических показателя – близость «идеалов» и «антиидеалов» к полюсам, а также удаленность этих групп от остального массива персонажей. Удаленность, своеобразная «оторванность» идеалов от остального мира – есть один из основных признаков идеала. Согласно психологическому словарю, «идеализация – мысленный акт, связанный с образованием понятий об объектах, не имеющих своего аналога в действительности», представление чего–либо лучшим, чем оно есть в действительности». Итак, оппозиция с действительностью, противопоставление действительности, «отрыв» от действительности – самая сущность идеализации. Этот отрыв можно представить как длину интервала между max-группой и остальным массивом персонажей. Обозначим данный интервал «l max». l max – это степень идеализации, предположительно связанная со степенью субъективной достижимости – недостижимости идеалов. Аналогично должна существовать степень идеализации и для «антиидеалов» («l min»), которая отражает степень «чуждости» их той реальности, которую приемлет субъект. Эта степень идеализации, в свою очередь, будет отражать тот уровень напряжения (степень нравственного, ценностно-смыслового напряжения), которая сопровождает появление в субъективном мире данных антиценностей. Имеет значение и то, насколько близко к полюсам расположены max- и min-группы. Здесь отражается другая грань «идеализации», а именно идеал как «воплощение совершенства». Обозначим «L max» и «L min» расстояния от полюсов до крайне оцененных персонажей. При «L min», близкой к нулю, можно полагать, субъект нетерпим, категоричен. Одновременно «L max», близкая к нулю, может свидетельствовать о крайних случаях «эффекта ореола», о высокой зависимости от другого человека, возможно, и о высокой степени приверженности данным идеалам, высокой принципиальности, требовательности прежде всего к себе в соответствии с данными идеалами, в служении идеалам. Напротив, если «L max» и «L min» велики, вся масса персонажей удалена от полюсов, «сжата» к центру шкалы, то субъект, что называется «философски» относится к персонажам социального мира. «Все в мире относительно», «все мы равны перед высшими ценностями» и т.д. Субъект как бы обесценивает реальность перед некими существующими, но невыразимыми и не принадлежащими его социальному миру ценностями. Для измерения названных интервальных показателей целесообразно использовать субъективные единицы измерения испытуемых. Субъективной единицей измерения мы считаем типичный (использованный неоднократно) минимальный интервал, обозначенный испытуемым на шкале. Психометрические методы, направленные на измерение описанных нами реалий отсутствуют. Поэтому невозможна прямая проверка гипотез с помощью, к примеру, прямого коррелирования с психодиагностическими методами. Тем не менее, существующие методы оценки ценностной сферы и других личностных особенностей помогут уточнить предполагаемое содержание топологических параметров ценностной сферы. Для уточнения содержания выделенных топологических характеристик нами, наряду с методикой «Я и другие», были использованы методики ценностной направленности: «Событийная карта жизни» А.С.Сухорукова, «СЖО» и «Ценностный спектр» Д.А.Леонтьева, методики ОТЕЦ в модификации Сенина, САМОАЛ; также использованы известные личностные опросники Р.Кеттелла, Смишека, Т.Лири, УСК, MMPI. Следует подчеркнуть, что ОТЕЦ и СЖО были применены не для содержательного анализа ценностей, как обычно их используют. В данных методиках был выделен количественный показатель, который гипотетически назван нами «напряженность ценностной сферы». Данный показатель вычислялся как общее количество всех ценностей, указанных испытуемым (в методике «Ценностный спектр»), и как общая сумма баллов по всем сферам жизни (в методике ОТЕЦ). Основные результаты исследования состоят в следующем. Факторный анализ результатов обследования первой группы выделил три ведущих фактора, описывающих 50% дисперсии признаков. Содержание этих факторов отражает значительную содержательную специфику использованных методик. Так, показатели СКЖ сгруппировались в два фактора: отношения к прошлому и отношения к будущему; а все показатели СЖО и количество ценностей из методики «Ценностный спектр» составили один фактор – смысложизненные отношения. Примечательно, что выделенные нами топологические характеристики в «Я и другие» не имеют такой содержательной однородности. В 1-й фактор (отношение к прошлому, СКЖ) вошел с невысокой, но существенной весовой нагрузкой единственный топологический показатель Lmin – расстояние крайне низкой группы персонажей до полюса «антиценностей». Т.е., чем негативнее отношение субъекта к своему прошлому опыту во всех его аспектах, тем меньше граница между «антиидеалами» и абсолютными антиценностями. Во второй фактор – «отношение к будущему», – вошла единственная топологическая характеристика lmax (интервал между группой «идеалов» и остальными персонажами) с отрицательной весовой нагрузкой. Это свидетельствует о том, что чем оптимистичнее отношение к будущему – тем меньше данный интервал, т.е. тем более достижимыми представляются идеалы для человека. В третий фактор, наряду с показателями СЖО и суммарным показателем из методики «Ценностный спектр», вошла одна из вышеназванных характеристик – расстояние от группы антиидеалов до всего массива персонажей (lmin). Содержание данного фактора говорит о том, чем более «отдалены» антиидеалы от всего массива персонажей – тем выше осмысленность жизни и оптимистическое отношение к ней, выше удовлетворенность самореализацией, уверенность в своих силах и способность контролировать жизнь, тем больше целей в жизни, интерес к ней и ее эмоциональная насыщенность, тем больше ценностей имеет человек на данном этапе жизни. Результаты корреляций интересующих нас показателей с личностными методиками, полученных на разных выборках испытуемых, также отражают разное содержательное наполнение топологических показателей. Так, показатель lmax имеет единственную отрицательную слабую связь (г=-.33) с показателем «потребность в познании» (САМОАЛ). Чем больше степень удаленности идеалов от «других» (больше «степень идеализации»), тем меньше сомнение, меньше потребность их проверки «на истинность». Как говорилось выше, «отрыв» идеалов от мира имеет обратную связь с отношением человека к своему будущему. Чем больше граница между «должным» и реальным – тем менее «освоено» будущее, меньше уверенности и удовлетворенности им. lmax можно назвать барьером достижения идеального. Интервал lmin, отделяющий антиидеалы от остального мира, является как бы охранительным барьером. Он воздвигается субъектом как граница между допустимым и недопустимым. По нашим результатам этот показатель имеет наибольшее количество корреляций с личностными характеристиками. Большие значения lmin сопряжены с факторами Кеттелла: интеллектом (г=.41), самостоятельностью в принятии решений (г=.40), с высоким самоконтролем (г=.36), интернальностью (г=.35). Отрицательные связи со шкалами сензитивности (г=-.37) и экзальтированности (г=-.38) по Смишеку также свидетельствуют о высоком самоконтроле и независимости при больших значениях параметра lmin, об эмоциональной устойчивости (отрицательная связь с параметром истерия (г=-.40; MMPI). Эти данные говорят о том, что субъективная «удаленность» «идеалов» и «антиидеалов» имеет различное ценностное значение для человека, для становления его Я. Крайне велико значение «отрыва» антиидеалов от всего массива персонажей. Для субъекта это граница между допустимым и недопустимым. Удаленность, отрыв – это способ разграничения, отражение непреодолимости данной границы, что, вероятно, обеспечивает формирование таких свойств субъекта как интеллект, самоконтроль, самостоятельность, интернальность, способствует переживанию полноты и осмысленности жизни. Возможно, в данном случае смысл жизни переживается как борьба со злом. Если предыдущий барьер (граница) достижения должен порождать активность его преодоления, то барьер «отчуждения», возможно, будет порождать активность по сохранению или увеличению этого барьера. Однако, пока неясно, насколько величина данного барьера стимулирует активность по его сохранению. Рассмотрим далее показатели «абсолютности» идеалов и антиидеалов. Показатели «абсолютности» идеалов и антиидеалов Lmax и Lmin могут быть также представлены в терминах «барьеров» или «границ» как границы «абсолютного», характеризующие его недосягаемость, нереальность, запредельность. Показатели Lmax и Lmin имеют положительные связи равной величины с зависимостью (г=.35) по Т.Лири и фактором Кеттелла «мягкость-твердость» (г=.51). Это значит, что большая удаленность «идеалов» и «антиидеалов» от полюсов соответствует мягкости, потребности в доверии и помощи других, склонности к зависимости от других и конформизму. Напротив, приближенность к обеим полюсам, досягаемость абсолюта сопряжена с твердостью характера, максимализмом, нонконформизмом. Кроме того, Lmax имеет положительные связи со шкалами боязливости (г=.53) и педантичности (г=.44) по Смишеку и шкалой депрессии (г=.39, MMPI), а также отрицательную – с эмоциональной устойчивостью (г=-.36) Кеттелла. То есть большое значение Lmax, недосягаемость абсолюта, может сопутствовать пессимизму, робости, скептическому отношению человека к действительности, эмоциональной неустойчивости. И наоборот, абсолютность идеалов приводит к эмоциональной устойчивости, оптимизму. Помимо сказанного, расстояние от «идеалов» до «абсолюта» связано высокой отрицательной корреляцией (г=-.77) с общей суммой баллов по методике ОТЕЦ, (данный показатель предложен нами как общая «ценностная значимость» жизни в целом). В этой связи можно вспомнить высказывания верующих, чувствующих близость, реальность Бога. По их свидетельствам, это делает их подлинно счастливыми, дает душевный покой и радость, наполняет смыслом. С другой стороны, имеются слабые, но значимые связи Lmax с рядом показателей САМОАЛ, которые говорят о том, что абсолютизация идеалов (уменьшение Lmax) отнюдь не сопутствует потребности в познании (г=.34)), позитивному взгляду на природу человека (г=.3), автономности (г=.26) и полной самоактуализации (г=.26). Обнаруженные связи Lmax многообразны и неоднозначны. Можно предположить, что такой феномен как близость идеала абсолюту детерминирован разными факторами и сопряжен с разными психологическими механизмами. Одни из них могут быть взаимодополнительными, другие – противоположными. Например, автономность и самоактуализация вряд ли предполагают пессимизм и робость. Однако, то и другое хорошо согласуется с отсутствием абсолютных образов-идеалов, если учесть разные психологические механизмы действия идеалов. К примеру, автономная личность не нуждается в крайне идеализированных образах, а робкого пессимиста эти образы могли бы сделать решительным, твердым и воодушевленным. Возможно, существуют изначально противоположные ценности – ценности познания и ценности веры, которые дают самоудовлетворение посредством различных механизмов, что отражается в различной топологической структуре. Возможно, интересующий нас топологический показатель Lmax будет менять свои содержательные связи и в зависимости от возраста субъекта. Все это, конечно, нуждается в более тщательном изучении. Объективное измерение топологических параметров ценностной сферы показало их значимую связь с регулятивными характеристиками личности. Оно дает возможность описывать новые для психологии структурные параметры ценностной сферы, выявлять их природу, оценивая их связь с биологическими, деятельностными и др. параметрами, определять их устойчивость на протяжении жизни и в критических ситуациях и т.п. Литература 1. Бехтерев В.М. Объективная психология. -М., Наука, 1991. – 480с. 2. Николаева И.А. «Я и другие». Процедура исследования субъективных характеристик социализации личности. – Курган: Изд-во Кург.гос.ун-та, 2003. – 80с.
ПРОБЛЕМА ИЗМЕРЕНИЯ ЦЕННОСТНОГО ОТНОШЕНИЯ // Ценности и оценки: проблемы философии и науки: сборник научных статей. – Смоленск: Универсум, 2006. – С.79-86. Сегодня большинство исследователей, занимающихся ценностной проблематикой, обсуждают содержание ценностей, сравнивая это содержание по приоритетности и , тем самым, создавая ценностные иерархии в историко-культурных, социально-групповых, индивидуальных контекстах. Несомненно, содержание ценностей и их содержательная динамика очень важны. Но столь же важно рассмотреть сам психологический процесс, в результате которого и образуется то или иное ценностное содержание. В данной работе мы будем рассматривать ценности как феномены психологической природы. Ценностное отношение можно рассматривать как фундаментальный и универсальный психологический «измеритель ценности», приложимый к любому социокультурному, природному и любому другому объекту или явлению, позволяющий рассматривать любой мыслимый объект в системе человеческого мироустройства. Возможно ли в данном случае измерение и оценка самого измерителя? Возможно ли измерение и оценка самой человеческой способности к «ценению»? Имеется ли в основе «ценения» (ценностного отношения) какая-либо мера ценности, или этой меры нет? Если есть, то что является этой мерой? Насколько эта мера универсальна или индивидуально-вариативна? Поставив эти вопросы, отметим тех психологов, кто уже задавался аналогичными или близкими вопросами. Проблему ценности как измерителя поднимает Б.С.Алишев в своей функциональной теории ценностей. Согласно ему, ценность – это определение меры функциональности объекта, которое осуществляется на основе имеющихся у субъекта измерительных шкал. Ценности – это «специфические формы человеческой деятельности, с помощью которых человек определяет меру значения» [1,с.77]. Б.С.Алишев предполагает, что «существуют принципиально единые психологические механизмы шкалирования, используемые психикой, мозгом в таких ситуациях определения значений и выбора, когда нет возможности установить точные количественные соотношения между параметрами среды. Сознание и подсознание человека «заполнены» огромным количеством функциональных модальностей определения значений и измерительных шкал разного типа» [там же]. Алишев полагает, что несмотря на принципиальную возможность использовать универсальную меру измерения во всех функциональных модальностях, ее невозможно практически реализовать. Он утверждает, во-первых, что «во многих функциональных модальностях измерение значений с помощью шкалы отношений или невозможно вообще или для этого нужны какие-то другие универсальные инструменты, которых человечество не создало и, скорее всего, никогда не создаст». Алишев видит и вторую причину, которая состоит в очень высокой индивидуализации определения значений в различных функциональных модальностях. Другими словами, - в высокой индивидуализации ценностного отношения. Ценность, по мнению Б.С.Алишева, представляет собой «единство содержания и величины, но величины, которая характеризует только упорядоченность различных содержаний. Это означает, что функциональные модальности определения значений сами имеют разное значение, меняющееся от человека к человеку и от ситуации к ситуации. Значения ценностей, по мнению Алишева «возникают только в сопоставлении и могут быть измерены в лучшем случае в порядковой шкале, но никак не в шкале интервалов и, тем более отношений» [1, с.81]. Л.М.Веккер поднимает проблему измерения психических и психологических процессов, рассматривая в том числе и интегральные личностные образования (к примеру, нравственные переживания) как психологические процессы, имеющие общепсихологическую природу. Автор ставит задачу «построения общей теории психологической размерности единиц измерения, в основании которой лежала бы система исходных единиц, над которой затем ... надстраивалась бы иерархическая многоуровневая система производных единиц измерения...» [2, 669]. В единой теории психических процессов Л.М.Веккера проблема психологической единицы измерения решается следующим образом: «Чем выше уровень психических явлений, тем более фундаментальными, базовыми должны быть единицы, измеряющие эти явления». В качестве таких фундаментальных измерителей Л.М.Веккер называет психологическое пространство, психологическое время, модальность и интенсивность. Сам Л.М.Веккер не анализирует предложенные им базовые измерения применительно к ценностным отношениям личности, но указывает на принципиальную необходимость такого анализа. В данной работе мы попытаемся описать пространственное измерение ценностных отношений по результатам наших исследований. Пространственная символика широко используется для сравнительной характеристики ценностей в культуре, общественном и индивидуальном сознании: «высшие ценности», «возвышенные цели», «низменные побуждения», «низкие намерения», «правое дело», «левые доходы», «близкое и дорогое» и т.п. Основные пространственные измерения закрепили в языке свой ценностный и оценочный смысл. В пространственной метафоре ценностей основными координатами являются не только «высшее» и «низшее», но также «Я». Вообще, если ценности не считать абсолютными и неизменными объективными сущностями, а признать их явлениями человеческой природы, то «Я» будет неизбежной точкой отсчета в любой ценностной системе координат. В пространственных метафорах «Я» может находится в пространстве между «высшим» и «низшим», и относительно «Я» существуют правое, левое, близкое, далекое. Пространственное измерение является универсальным и общим для ценностных отношений, и особое значение для ценностного измерения имеет вертикальная координата пространства (ее используют в ценностной символике Н.Бердяев, П.Флоренский, С.Л.Франк, П.Т. де Шарден, и др.). Одновременно пространственное измерение сопряжено с другими фундаментальными измерениями, названными Л.М.Веккером. Так, интенсивность ценности (и антиценности) возрастает по мере приближения к полюсам «высшее» и «низшее». Оценочная модальность (позитивное и негативное) также соответствует полюсам вертикальной координаты. Связь временного измерения с пространственным не столь очевидна. Однако в нашем эксперименте показана связь верхней половины «ценностной вертикали» с ориентацией на будущее, нижней половины – с ориентацией на прошлое. Конечно, все названные фундаментальные измерения ценностей нуждаются в более серьезном анализе. Однако центром дальнейшего рассмотрения будет именно пространственное измерение. Например, психологическое время имеет отношение к переживанию ценности, как показал Р.Х.Шакуров, в том, что психологически более ценным является то, что может быть утрачено, то, что неизбежно ограниченно во времени. Итак, если предположить, что вертикальная координата пространства является универсальной метафорой ценностного измерения, то можно изучать свойства ценностного измерения посредством того, как люди используют эту вертикальную координату в качестве инструмента ценностного отношения. Нами был организован эксперимент, в котором респондентам предлагалось припомнить и записать 50 «людей, как они приходят в голову» (они могли быть реальными людьми и вымышленными персонажами, даже животными). Затем на вертикальном (безразмерном!) отрезке, верхний конец которого означал «высшие ценности», а низший – «антиценности», респондент находил свое «место» и обозначал его точкой «Я». После этого он находил «место» для каждого «другого» на этом отрезке, выражая тем самым свое ценностное отношение к нему, - насколько близко «другой» находится к «высшему», либо «низшему» полюсу, насколько близко или далеко относительно «Я». Данный отрезок мы назвали «ценностной шкалой» без указания на ней конкретного содержания ценностей. Каждый размещал на ней «других» в соответствии со своими представлениями о «высшем» и «низшем», которые большинству людей трудно вербализовать. Данная процедура респондентами, за редким исключением, воспринималась как естественная. Человеку оказалось легко выразить свое отношение графическим размещением. При анализе полученных графических образцов, нами были сделаны следующие обобщения и предположения. Человек способен оценить не просто ценностное различие между субъектами, но и величину ценностного различия, поскольку интервалы между оценками на шкале имеют неслучайно различную величину. Неслучайность различия интервалов на шкале следует из того, что выделяются типы распределения оценок на шкале – устойчивые конфигурации распределения оценок, которые характеризуются определенными «сгущениями» оценок –группировкой оценок, разделенными разными интервалами. И эти конфигурации (способы размещения «других» на шкале) с разными интервалами, разделяющими группы оценок, индивидуально устойчивы. Для нас здесь важно, что индивидуально устойчивые различия в длине интервалов между ценностными оценками на шкале ценностей говорят о том, что человек способен не только определить приоритет ценностей, но и установить насколько более (или менее) ценен один объект по сравнению с другим. Это значит, что человек располагает не только порядковой шкалой, но и шкалой интервалов при субъективном измерении ценности объекта. Какими же интервалами пользуется человек при измерении ценности объекта? Что является мерой «ценения»? Самой простой, но довольно грубой «мерой» является, по-видимому» чувство ценности «Я». Других можно оценить относительно «Я» как равноценных себе, либо имеющих ценность «выше» или «ниже» «Я». В данном случае о «Я» можно говорить и как о «мере», и как о координате – точке отсчета, аналогичной «высшему» и «низшему» полюсам ценностной вертикали. Если же говорить о мере как графической единице измерения, то ею может быть минимальный отрезок между ценностными оценками на шкале. Мы обнаружили, что человек способен чувствовать некоторое минимальное различие в ценности других, отличая минимум разницы от более выраженных различий. Это минимальное различие в ценности других он изображает минимальным для себя интервалом между положением «других» на вертикальной шкале. Величина минимального ценностного интервала индивидуально устойчива, но варьирует при межиндивидном сравнении. Можно предположить, что минимальный ценностный интервал отражает субъективно предельное, минимальное различие между ценностями, и поэтому может служить единицей измерения других ценностных интервалов, отражающих различные ценностные отношения. Разница в ценности между объектами не может быть меньше минимального субъективного различия. В этом случае объекты воспринимаются как равноценные, и человек относит их к одному «месту» ценностной вертикали. Субъективно минимальное ценностное различие мы назвали «дифференциальным порогом ценностной чувствительности» []. Мы обнаружили также, что данный «дифференциальный порог» изменяет свою величину вблизи основных ценностных координат. (Как известно из общей психологии, дифференциальный порог ощущений также меняет величину в условиях изменения интенсивности стимула). Вблизи высшего полюса и вблизи точки «Я» величина минимального интервала уменьшается – увеличивается тонкость и точность различий. Приближение к низшему полюсу «антиценностей» сопровождается увеличением минимального интервала – точность ценностного различения снижается. У некоторых респондентов все интервалы на шкале одинаковы, отсутствуют и «сгущения» оценок – группы равноценных «других», сосредеточенные в определенных «местах» шкалы. Такие респонденты выстраивают всех других «в линию» от верха до низа, переписывая их подряд. Эти данные должны быть изучены и как-то объяснены. Связано ли это с неразвитостью ценностных отношений субъекта, с отсутствием минимального ценностного различия? Действительно, у подростков таких «линейных» размещений значимо больше. Или пространственные представления для части респондентов не являются подходящим «языком» для выражения ценностных отношений? На эти вопросы мы пока ответа не имеем. Индивидуально устойчивой характеристикой ценностного отношения субъекта является его способность к определенной максимально высокой ( максимально низкой) ценностной оценке других. Иными словами, имея чувство (или представление) «высшего» - либо «низшего», конкретный человек склонен в определенной мере отделять это представление о высшем от реальных максимально высоких ценностных оценок, которые он дает «другим». Существует нечто похожее на барьер, некая субъективная зона вблизи «абсолюта», в которой человек избегает размещать кого-либо. Респондент как бы не может приблизить к «абсолюту» ближе определенной субъективной величины свои наивысшие ценностные оценки. Таким образом, существуют некоторые индивидуально устойчивые субъективные величины - интервалы между «высшим» (или «низшим») полюсом как ценностной координатой и ближайшими высшими и низшими ценностными оценками. Эти интервалы мы назвали «абсолютными ценностными порогами» - «абсолютный порог ценностей» и «абсолютный порог антиценностей». В наших исследованиях обнаружено, что абсолютные пороги увеличиваются с возрастом. Минимальные абсолютные пороги (свидетельство максимализма) свойственны для подросткового возраста. Снижение абсолютного порога ценностей мы зафиксировали при неврозах и невротических состояниях личности. Можно сказать, что абсолютные пороги отражают степень абсолютизации идеалов человека. Абсолютные пороги у человека могут быть выражены в разной мере. Так, у личностей в «розовых очках», у части подростков, идеализирующих действительность, у ярких оптимистов наблюдается сочетание минимального порога ценностей и максимального порога антиценностей. Такой позитивный «сдвиг» всех ценностных оценок к полюсу «высшего» объясняется самыми разными условиями, начиная от психофизиологических и кончая социально-психологическими. Аналогично, в других условиях можно наблюдать негативный «сдвиг» к полюсу «антиценностей». Абсолютные пороги отделяют «идеалы» (это группа максимально высоких оценок) и «антиидеалы» (группа крайне низких оценок) респондентов от «высшего» и «низшего» полюсов. «Идеалы» и «антиидеалы» - это те другие, которым люди выносят максимально возможные, с их точки зрения, ценностные оценки. «Идеалы» и «антиидеалы» не только отделены от ценностных полюсов, но отделены и от всех «других», не столь ценимых персонажей. Интервалы между «идеалами» («антиидеалами») и остальными «другими» также, как правило, выражены, и могут быть в несколько раз больше «минимального дифференциального порога». Названные интервалы отражают субъективную величину идеализации, отражая такое сущностное свойство идеала как «противопоставление идеала действительности». В наших исследованиях обнаружено, что для личности не менее (а, может и более) важную функцию несет противопоставление действительности «антиидеала». Так, величина интервала, отделяющего «антиидеалы» от всего массива персонажей, имеет значимые статистические связи с такими важными личностными характеристиками как интеллект, самоконтроль, самостоятельность, интернальность, способствует переживанию полноты и осмысленности жизни [3]. Этот интервал, по-видимому, отражает субъективную величину границы, которую человек воздвигает между допустимым и недопустимым. Важные, с нашей точки зрения, и типичные интервалы, превышающие минимальный, - это интервалы, разделяющие «Я» и тех, кто «выше Я», также как и тех, кто «ниже Я». Пока получены различные, не во всем согласующиеся данные, которые заставляют делать различные предположения о функции данного измерения. Ясно, что люди имеют различную субъективную близость с теми, кто «ниже», и с теми, кто «выше». Также люди имеют различное чувство равноценности «Я» и других, что выражается в размещении разного количества «других» на уровне «Я» ценностной вертикали. Какие социально-психологические феномены или свойства личности сопряжены с названными особенностями ценностных отношений? – потребность в общности с другими - автономия, эгоцентризм, чувствительность и идентичность с «униженными и оскорбленными» - либо идентификация с успешными и престижными? На эти вопросы предстоит ответить. Важная интервальная характеристика – это «место Я». Количественно ее можно оценить отношением нижнего отрезка шкалы (это расстояние от «Я» до «антиценностей») ко всей длине шкалы. Для большинства людей это значение будет равным 0,67 (мера «золотого сечения»). В психологии данный графический способ измерения самооценки применяется в методике Дембо-Рубинштейн. Психологическая самооценка в нашем контексте должна интерпретироваться как мера «самоценности» человека, отражающая его действительное чувство самоценности в системе «высших» ценностей и «антиценностей». Еще одна важнейшая характеристика, связанная с серединой шкалы. Здесь нужно отметить, что середина шкалы никак не задавалась испытуемым; бумага, на которой делались отметки, была нелинованная, и никаких инструкций, упоминающих «середину» не звучало. Тем не менее, у респондентов наиболее устойчивым и практически не имеющим индивидуальных различий оказалось количество «других», размещенных «выше середины», по отношению к общему числу вспомнившихся персонажей. Это отношение также оказалось равным 0,67. Однако в исследовании 357 подростков количество других «выше середины» оказалось еще более константным, чем самооценка! [4]. Данное измерение продемонстрировало независимость от пола, возраста, других социально-психологических факторов в подростковом, юношеском и зрелом возрасте. Однако, у пожилых людей обнаружена прямая связь удовлетворенности жизнью с количеством других, оцененных «выше середины». А у больных неврозами обнаружено значимое превышение этого показателя по сравнению с группой здоровых. Возможно, данный показатель связан с психологическим здоровьем человека и с базовым чувством удовлетворенности жизнью, жизнелюбием. Наши исследования, использующие субъективную пространственную меру для измерения ценностного отношения, позволяют утверждать следующее. В пространственном измерении субъективных ценностных отношений человек использует несколько «точек отсчета» - несколько основных координат. Это координата «высшего» или «абсолютные ценностей», координата «низшего» (или «антиценностей») и координата «Я», которая, в свою очередь имеет ценность (место) относительно двух вышеназванных координат. Кроме основных координат в конкретных ситуациях могут возникать производные, но реальные «точки отсчета», которыми могут быть любые ценностные объекты. Однако эти объекты могут стать точками отсчета, в силу того, что получили свое место – «ценностную оценку» - в системе вышеназванных основных координат. В ценностном измерении объектов участвуют ценностные «меры». Это дифференциальный ценностный порог – мера минимального ценностного различия и абсолютный ценностный порог – мера приближения реальных оценок к абсолютным ценностям. К фундаментальным ценностным мерам, по-видимому, можно отнести еще две меры. Во-первых, это мера «самоценности», которая соответствует психологической самооценке, и, во-вторых, это количественная мера «других», ценимых «выше среднего». Обе названных меры в количественном измерении соответствуют «золотому сечению», а в корреляции с психологическими особенностями соответствуют психологическому здоровью и оптимальному мироощущению личности. Обсуждаемые способы измерения ценностных отношений относятся к пространственному измерению, которое, по нашим данным, адекватно передает существенные структурные характеристики ценностной сферы личности. Существование абсолютных и дифференциальных ценностных порогов и других, рассмотренных выше, субъективных ценностных мер делает возможным использование шкалы интервалов и, соответственно, сравнительные индивидуальные и групповые исследования в сфере ценностных отношений. Литература. 1. Алишев Б.С. Психология формирования демократической культуры студентов ССУЗ. – Казань: ИСПО РАО, 2001. 2. Веккер Л.М. Психика и реальность: Единая теория психических процессов. – М.: Смысл; Per Se, 2000. 3. Николаева И.А. Объективное измерение топологических характеристик ценностной сферы личности / Бехтерев В.М. и современная психология: М-лы докладов на российской науч-практич. конференции. Казань, Казанский государственный университет, Вып.3 Т.2 – Казань: Центр инновационных технологий, 2005. – С.438-446. 4. Николаева И.А. Субъективный образ социального мира как репрезентация социальной ситуации развития личности (на примере подросткового возаста).- Диссертация ... к. пс. н., - Курган, 2004. 5. Николаева И.А. Ценностное отношение: процессуальный аспект / Машины. Люди. Ценности: Мат-лы Международной междисциплинарной научной конференции, посвященной 85-летию со дня рождения проф. С.М.Шалютина. – Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та, 2006. – с.145-147. Для дополнительных контактных сведений: | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Отправить сообщение
nmpsy@yandex.ru с вопросами и замечаниями об этом веб-узле.
|
